Наверное, заказчик хотел не этого, но автор пытался. 73 слова.
Он осторожно провел пальцами по прохладной поверхности зеркала, оставляя там странные разводы. То ли от Пламени, то ли руки банально вспотели. У человека в отражении были удивленно распахнуты большие глаза медового цвета - однако они выражали лишь спокойствие и уверенность в себе. Тсуна сжал кулаки и, отведя взгляд, отвернулся.
- Это совсем не я...
Реборн покачал головой. Наверное, жаль, что его ученик совершенно не меняется.
Автора понесло гораздо дальше заявки. Простите, заказчик, но этот ключ активировал во мне психодел - бессмысленный и беспощадный. 1661. Глаза – первое, на что обращает внимание человек. Глаза Тсуны – всего лишь зрачок в небесной гнилой корке, обращенный вдаль и ниц. Они уже бессмысленно смотрят за ходом мимолетных дней, месяцев, годов, веков – вечностей, что за собой тащат тяжелый душный шлейф. Смотря в такие глаза можно потерять фабулу хода и собственного времени. Смотреть в такие глаза – плохая примета. Так же, как смотреть в разбитые зеркала. В них застреваешь беспомощным насекомым, утопая в горячем янтаре, в диком сплаве раскаленной меди и золота. Захлебываешься самим собой, и целого Неба становится мало, и целый мир держишь на ладони, словно яблоко. Словно яблоком пахнет снег. Тсуна аккуратно идет по расчищенной узкой тропинке, чтобы не ступить в болезненно-белый снег, слепящий глаза. Он не знает, что там, но он чувствует – опасность. Ему снова пятнадцать лет. Позади кто-то идет, Тсуне видна только длинная полоска тени, он не знает, кто это, но чувствует – за ним идут по пятам. В буквальном смысле слова. Животный страх заполняет сознание, иррациональное тепло опаляет щеки. - Тсунаёши-кун, - зовут из-за спины. Тсуна не может идти быстрей, ноги будто парализовало, он еле шагает. Страшно. Дико страшно. - Эй, Тсуна! – вновь окликают позади. Бежать. Лететь. Делать хоть что-нибудь. - Что за спешка, Дечимо? – насмешливо звучит у самого уха, и Тсуна успевает увидеть только глаза. Горячий янтарь с застывшей точкой черного зрачка.
Горячий кофе с неспешно тающим мороженным. Утро в итальянском кафе, всё белое, плетёное, с красно-зелеными скатертями и оливками. Тсуна не хочет вспоминать сон, забываясь в газетных заголовках и статьях. В конце концов, только для такого и нужна подобного рода информация – ничего важного, просто слухи с ароматом базилика и барбариса. - Неважно выглядишь, - бросает Реборн, не глядя на Саваду. Перед ним – крохотная белая чашечка эспрессо, способное завалить лошадь своей крепостью. - Неважно думаешь, - отвечает Тсуна, кивая на статью, - Пишут, будто в южной части города обнаружена база местной криминальной шайки. Юг – покровительственная территория Реборна. Киллер молчит, а Тсуна продолжает: - В участок было доставлено порядка десяти человек, из них трое – главари организации. Реборн неопределенно передергивает плечами и делает глоток эспрессо. Как там, в такой детской, несерьезной чашечке остается что-то еще – неизвестно. Отломив от ароматного багета небольшой кусочек, Тсуна продолжает: - Как стало известно, банда занималась распространением наркотиков и, по предположению полиции, имеет серьезную крышу в мафиозных кругах. Экс-репетитор делает еще один кукольный глоток. Тсуна, не задумываясь о правилах этикета, говорит дальше, с хрустом пережевывая хлеб: - Имеются подозрения по поводу... - Тсуна. - ...того, чьими «руками» являлась небольшая, но гордая... - Тсуна. - Да? - Сверни это и выбрось или используй как салфетку. Савада смотрит на часы. - Тебе пора? - Нам. Идем. Реборн оставил под своей чашечкой одну купюру и поднялся из-за стола. Резко проведя ладонями по костюму, расправляя несуществующие складки, он указал Тсуне на зеркало. Наверное, как обычно бывший ученик нелепо испачкался и тот по старой памяти делает замечание. Савада оборачивается к зеркалу и замирает. Запах диких, зеленых яблок ударил по носу. - Тсуна? - Тсунаеши-кун? - Дечимо?
Тсуна смотрит вверх, на прозрачно-голубое небо, по которому неспешно плывут корабли, осыпаясь постепенно деревянными балками с днища, превращающиеся в белые-белые цветки и лепестки водяных лилий, аккуратно касающиеся кончиков пальцев, скользящие по коже. Огромные карпы задевают плавниками тонкое небо-океан, которое опасно трещит, словно рвущаяся ткань. Пьянящая красота, опасная. Можно захлебнуться, если тонкая материя не выдержит. Тсуне снова восемнадцать лет. Савада чувствует знакомое тепло, опаляющее кожу. Он понимает, что не в состоянии двигаться. Можно только смотреть, нельзя трогать – таковы правила здесь. И он смотрит. Смотрит, как кто-то другой, чем-то похожий на него, ведет ладонями по брюху рыбы, обращая чешую в единую гладкую пластину, а после вытягивает ее, как фокусник вытягивает тонкий металлический лист из ящика, где человека должно поделить надвое, - оттуда, из сине-золотого карпа, сыпет черное конфетти, алый серпантин и белое-белое-белое, венециански-золотое, итальянски-изумрудное. - Тсунаеши-кун... Тсуне привычно страшно, Тсуна видит, что небо обращается зеркальной гладью, что оно куда ближе, чем казалось. На расстоянии вытянутой руки. - Эй, Тсуна... Он видит себя и свою тень с глазами цвета горячего янтаря с застывшей точкой черного зрачка. - Вонгола Дечимо... Зеркало взрывается осколками под чей-то – его – смех, и лепестки лилий обращаются кусками раскаленной меди.
Голова взрывается от боли. Утро в резиденции Вонголы, собственном кабинете. Весь стол завален бумагами – под головой особенно большая кипа, выполняющая роль импровизированной подушки. Тсуна не поднимает головы, просто смотрит в одну точку. Стук в дверь, три коротких дроби, по громкости сравниваются с мощнейшими басами. - Джудайме? - Я не сплю, - выговаривает Тсуна, сминая под щекой бумаги. - Все в порядке? Савада осторожно выпрямляется и морщится от головной боли. Гокудера молча выходит из кабинета и возвращается спустя пару минут со стаканом воды и пачкой таблеток в капсулах. Тсуна иррационально дергается при их виде, не понимая причину своего... страха? - С-спасибо, Гокудера-кун. Хаято коротко кивнул в ответ и, дождавшись пока Десятый не примет лекарство, начал говорить. Он бы дождался и действия, но времени, как всегда, было не так, чтобы много. - Вчера все прошло настолько успешно, что босс Калькасса устроил званый ужин в своей резиденции. Очевидно, он серьезно намерен укрепить свои позиции и каким-то образом сродниться с Вонголой. Тсуна кивает. Значит, сегодня снова куда-то и с кем-то. Звучно встряхнув коробочку с капсулами, вызывающими ассоциацию с пилюлями для перехода в гипер-режим, Савада говорит: - Одежда должна быть практичной. У меня какое-то двоякое чувство в отношении этого человека. Не уверен еще в нём. Гокудера понимающе кивает и протягивает руку Тсуне. Он говорит: - Таблетки. Савада непонимающе смотрит на его секунду около секунды, а после возвращает пластиковый сосуд. - Все в порядке? Вопрос – контрольный-в-голову. - Да, Гокудера-кун, спасибо, - улыбается Тсуна. - Тогда сегодня в семь часов вечера нужно уже выехать, - сверяясь с часами, произносит Хаято. - Хорошо, Гокудера-кун, спасибо, - улыбается Тсуна. - Я зайду за вами за десять минут до? - Да, спасибогокудера-кун, - улыбается Тсуна. Понимая, что разговор исчерпан и даже больше того, Хаято последний раз кивает и выходит из кабинета. Савада медленно встает из-за стола и только сейчас видит свои руки – в порезах от стекла, в несильных ожогах от металла. Он видит в крохотном острове лакового покрытия деревянного стола себя, свои глаза. Не-свои глаза. Тсунаеши-кун. Тсуна. Дечимо.
Примерка костюма была вслепую. Тсуна избегал любых отражающих поверхностей. До одного момента. Автоматического. Непроизвольного. Ведь когда ты возвращаешься, что-то оставив или забыв, нужно посмотреть в зеркало. И Савада посмотрел.
- Где Тсуна? Реборн не выражал своего недовольства, только лишь голос стал будто стальной. Он ни к кому не обращает этот вопрос, но смотрит в сторону Гокудеры. - Я только что его видел, - отвечает тот, - Он сказал, что спустится с минуты на минуту, что не может подобрать галстук. Киллер усмехается.
- Тсунаеши-кун, - полушепотом произносит другой Тсуна, по ту сторону серебряного зеркала. Тсуна зачарованно смотрит в его глаза. Ему одновременно животно страшно и животно интересно. Он не может сделать шаг никуда, кроме как вперед. - Тсуна, - зовет другой, обволакивая голосом, будто заливая бабочку янтарем. Савада касается рукой стекла и чувствует тепло чужой ладони. Чувствует, как переплетаются пальцы. Чувствует, как ведёт головокружение. - Дечимо, - выдыхает он на губы Тсуны. Улыбаясь, он шепчет: - Ты опоздаешь, Дечимо.
Реборн одним движением вынимает свой Кольт и снимает с предохранителя. - Не люблю ждать, - любезно поясняет он. Рот Гокудеры складывается в идеальную «Q», где роль хвостика играет дымящаяся сигарета.
Сухие, горячие губы скользят по шее. Ледяным холодом проскальзывает по телу шелк зеркала, и Тсуна уже сам не свой в этом мире со сбитыми координатами и ориентирами. Здесь можно только чувствовать руки, охватывающие клетку ребер, доводящие до безумия сердце-птицу, чужое, свое тело, прижимающееся так близко, так остро и обжигающе. Ощущать рядом само Небо, что до того выходило наружу только после пули Реборна или капсулы, полной Небом, стертым в порошок. Тсуну ведет от жара, от запаха печеного яблока и вида чужих, своих глаз, полных раскаленного золота. Он уже не вернется назад, ему не нужно назад, его место, на самом-то деле, нигде, кроме как здесь, а место другого Тсуны, с глазами из самого рыжего пламени – там. Это всё была ошибка.
Выстрел.
Савада вскидывается. Рубашка липнет к телу, лоб покрыт холодным потом. Сверху вниз на него смотрит Реборн. Смотрит так, будто знает обо всем и понимает всё. Но это фарс. Снизу вверх на него смотрит Тсуна. За столько лет он научился отличать в глазах экс-репетитора и лучшего киллера блеф от правды. Возможно, он даже выйграл бы у него партию в покер, если бы не поля шляпы, скрывающие зеркало души. Зеркало. Савада нервно оглядывается – как и ожидалось, оно разбито вдребезги. Они молчат. Им нечего сказать друг другу. Они оба не понимают, что случилось. И почему пуля угодила туда, и почему Тсуна оказался на полу, и почему так отчетливо пахнет палёным. Десятый прячет обожженный язычок галстука. Реборн прячет Кольт и выходит, бросив через плечо: - Выбери, наконец, галстук. Выезжаем через минуту.
+На ужине Десятый сам не свой, но видят это только Реборн и Гокудера, знающие его не первый год. Для остальных же строгий взгляд вперед и отказ от любых коктейлей и закусок кажется весьма привлекательной чертой. От приёма не остается ни единого кадра воспоминаний. Только шум посуды, звон бокалов и смех триумфаторов. В машине же царит неоднозначное настроение. И вроде бы как Гокудера занял самое выгодное место – за рулем, что значит «не мне всё раскручивать, я занят дорогой». Реборн, расслаблено устроившись на переднем сидении, спрашивает: - Что это было? Тсуна, напряженно ерзавший на заднем, молчит. - Мне изъясняться на языке жестов или ты в состоянии воспринимать человеческую речь? В ответ все та же тишина. Он не знает, что ответить. - Что с тобой было? Ты сам понимаешь? Гокудера прибавляет скорости, сводя с ума стрелку спидометра. Тсуна распрямляет плечи, набирает воздух в легкие и давится словами: боковым зрением он видит свои отражения в окнах. Видит, как они поворачиваются к нему, как улыбаются мягко, как протягивают к нему свои руки. Тсуна не понимает, что с ним было, есть и будет. Это он озвучивает Реборну, а после прячет лицо в ладонях. Наверное, это сумасшествие. Безумие. Иллюзия. Наверное, столько Неба внутри должно было когда-нибудь свести с ума. Наверное, это Небо внутри должно было когда-нибудь занять свою, единственно верную позицию – главенствующую. А для этого нужно было лишь чуть-чуть подвинуть другого.
Автор два это шикарно и очень-очень безумно. Немного сводит с ума, знаете ли) Но шикарно. Жаль, что не очень хорошо вычитано - есть несколько опечаток и кое-где не выдержано настоящее время. А так - просто великолепно
Crowned Clown Спасибо, автор рад, что вам понравилось)
Корю Спасибо большое) Да, это извечная моя проблема: если что-то дернет, то пишется на одном дыхании, а тут меня отвлекли и вышло «смотрит на его секунду около секунды», за что безумно стыдно. Пользуясь случаем, обращаюсь к имеющим на это власть и право: нельзя ли изменить это на «смотрит на его ладонь около секунды»?
теперь от Цуны надо будет прятать зеркала, хотя это ему, конечно, не поможет)) очень понравилось, спасибо)) первое исполнение тоже симпатичное, но второе просто покорило))
73 слова.
Он осторожно провел пальцами по прохладной поверхности зеркала, оставляя там странные разводы. То ли от Пламени, то ли руки банально вспотели.
У человека в отражении были удивленно распахнуты большие глаза медового цвета - однако они выражали лишь спокойствие и уверенность в себе.
Тсуна сжал кулаки и, отведя взгляд, отвернулся.
- Это совсем не я...
Реборн покачал головой. Наверное, жаль, что его ученик совершенно не меняется.
- Это не ты. Это - твоя решимость.
1661.
Жаль, что не очень хорошо вычитано - есть несколько опечаток и кое-где не выдержано настоящее время. А так - просто великолепно
не з.
Спасибо, автор рад, что вам понравилось)
Корю
Спасибо большое)
Да, это извечная моя проблема: если что-то дернет, то пишется на одном дыхании, а тут меня отвлекли и вышло «смотрит на его секунду около секунды», за что безумно стыдно. Пользуясь случаем, обращаюсь к имеющим на это власть и право: нельзя ли изменить это на «смотрит на его ладонь около секунды»?
Нувыпоняли.
Спасибо, автор очень-очень рад **
В этом туре разрешено палево?
очень понравилось, спасибо))
первое исполнение тоже симпатичное, но второе просто покорило))
Авторы в этом туре могут открываться по просьбе читателей или заказчика.
Поздно прятать зеркала.)
Вам спасибо, приятно слышать, что кому-то это нравится.)
ананас.
Пальнулся :3
Гость
Спасибо за, я постоянно на фестах в этом путаюсь.)