4Т-37. Дино/Хибари. Из-за травмы головы, полученной в бою, Кёя теряет зрение. Дино добровольно вызывается помогать и переезжает к нему. Кёя заново познает мир посредством слуха и прикосновений.
Заказчик ни в чем не виноват, а автор честно старался Предупреждение только одно – слишком много слов (а если точно - 2428 )
В первые дни, еще в больнице, самым страшным ему кажется тот момент, когда, только проснувшись, он по привычке открывает глаза – и не видит. Это не темнота даже – пустота. Всеобъемлющее ничто, отсутствие в чистом виде. Этот иррациональный, полусонный испуг раздражает до дрожи. Сильнее даже, чем жалость Дино, который сидит у его кровати чуть ли не круглыми сутками, пока какая-нибудь медсестра не выгонит его из палаты: «Больному пора на обследования, Вы только мешаете». А еще злит сочувствие сердобольного Савады и его друзей – после их визитов всегда остается кислый привкус под языком и куча шуршащих пакетов. Коробки сока, упаковки печенья, фрукты и еще множество самых разных вещей, которые перечисляет Дино, потому что сам Хибари наощупь надписи на коробках различать не умеет. И это тоже злит. Хибари просит выбросить это все и отворачивается. Дино медлит – Кёе кажется, что он слышит гулкие колебания его нерешительности - но все же подчиняется. Вернувшись, садится на стул – Хибари понимает это только по звукам шагов и скрипу ножек – и молчит. И этот пришибленный, подавленный Дино раздражает сильнее всего.
Домой Хибари отпускают достаточно быстро – с кучей справок, сострадательными вздохами и клеймом слепоты на всю жизнь. Когда Хибари переступает порог больницы и впервые после получения травмы оказывается на улице, ему кажется, что он летит в огромную пропасть, наполненную звуками. Машины, гул голосов, крики, ветер – всего этого вдруг слишком много, словно на его голову высыпали годовой запас звуковых эффектов небольшой киностудии. Дино – для Кёи он сейчас не человек, а лишь ощущение, вынырнувшее из темноты – осторожно берет его под локоть и ведет к машине. Хибари чувствует все - гладкую, холодную дверцу, цветочный и химический запах, оставшийся после мойки, гудение мотора, мягкую обивку сиденья под пальцами. И не может различить ни одного цвета. Словно из его мира кто-то выдрал огромный кусок – и теперь ничего не сходится, не сопоставляется и все вокруг однобокое и увечное. Хотя увечный тут, наверное, только Хибари.
*** Обстановка собственного дома умудряется быть привычной и в то же время чужой. Враждебно настроенный мир острых углов и попадающихся под ноги кресел. Дино бережно усаживает Хибари на стул и, когда тот кладет руки на холодную столешницу, ставит между его ладонями чашку с чаем. Если подгладить ее, то подушечками пальцев можно различить волнистый узор на горячей керамической поверхности. - Кёя… Поехали со мной в Италию? - Зачем? – Хибари осторожно отпивает из кружки. - Я хотел бы показать тебя европейским врачам, возможно, они сумеют помочь. - В этом нет необходимости. - Почему? - У меня нет причин сомневаться в медицине Японии. Дино вздыхает и переводит разговор на другую тему. Говорит о том, какой это уютный дом, о сортах чая и что давно хотел посмотреть на цветение камелии, а Хибари знает его слишком хорошо, чтобы поверить, что он так просто сдался. Внутренний голос настойчиво шепчет – если Дино всерьез решит увезти Кёю в Италию, у него это, скорее всего, получится.
*** Кёе так и не удается выгнать Дино из собственного дома обратно в гостиницу. Каваллоне притаскивает свои вещи, отпускает подчиненных – «Отдохните немного, ребята, Кёя обо мне позаботится, если что» - и в первый же день разбивает два стакана. Дино готовит для него еду, и Хибари постепенно привыкает к подгоревшему мясу, пересоленным салатам и узнает около десятка разновидностей итальянской пасты. Садятся за стол они всегда вместе, и, когда Хибари начинает сердито шарить рукой перед собой в поисках палочек, Дино заботливо подвигает их под его пальцы. Дино скачивает для него аудиокниги, помогает набирать номера на телефоне, заваривает зеленый чай, от которого обжигает губы, а по комнате разливается горячий аромат. Под его присмотром Хибари изучает шрифт Брайля – водит указательными пальцами по точкам, выбитым на плотном листе, и пытается запомнить каждую комбинацию. Дино достаточно быстро осваивается со справочником и новой системой письменности и периодически составляет для Кёи послания – сначала попроще, а потом набирает целые письма, которые его подопечный небрежно откидывает в сторону – «Учись укладывать свои мысли в малый объем, Конь». Тогда Дино пишет что-нибудь вроде «мой милый сердитый Кёя» и сбегает на кухню, откуда вскоре доносится глухой звук падения или звон битой посуды. Дино расклеивает повсюду специальные рельефные метки, небольшие прямоугольники с надписями все тем же шрифтом Брайля, которые Кёя раздраженно отдирает и выкидывает прямо на пол – в конце концов, он и без указателей в состоянии отличить шампунь от геля для душа. А еще Хибари однажды посещает мысль, что он забыл, какого цвета стены в его спальне. Нет, он помнит, что они бежевые, помнит, как сам выбирал краску. Но бежевый – это как?
*** - Эй, Дино. - Да? Только вошедший в комнату Хибари поворачивается на звук – Каваллоне, кажется, стоит у окна. - Давай сразимся? Задумчивый, долгий взгляд – Кёя чувствует его на себе, сжимая в руках тонфы. Их размер, вес, ручки, которые так удобно ложатся в ладонь – все это привычно, гладко и правильно. Есть вещи, которые не меняет даже потеря зрения. - Хорошо, - наконец соглашается Дино.
Они выходят на задний двор – он не слишком просторный, но Дино утверждает, что много места им пока и не нужно. Хибари недовольно хмурится, но это «пока» ему нравится, поэтому он не возражает. - С оружием в руках ты выглядишь увереннее. Я знал, что так и будет. Кёя только хмыкает в ответ и делает первый выпад. Потом еще и еще. И еще. Хибари пытается сосредоточиться на своих чувствах – неподвижная земля под ногами, гулкое биение крови в висках, рвущиеся от напряжения мышцы и тяжело вздымающаяся от частого дыхания грудь. Дино уже давно превратился для него в набор звуков, и Хибари атакует смело, прямо в лоб, ориентируясь на хруст мелких камешков под кедами и свист хлыста. - Кажется, ты немного ожил, - довольно замечает Дино откуда-то слева. – Я рад. И, облизнув пересохшие губы, Хибари понимает, что улыбается. Впервые с тех пор, как попал в больницу.
*** Большая часть повседневных радостей для Хибари сейчас недоступна – ни фильмов, ни прогулок в одиночестве, ни интернета, и даже драться всерьез, как раньше, он пока еще не может. Остаются лишь аудиокниги и музыка. Наверное, поэтому у них появляется привычка по вечерам погружаться в мир итальянской оперы – Травиата, Аида, Юлий Цезарь, Риголетто – Хибари слушает напряженно и сосредоточенно, а Дино периодически шепотом переводит ему ту или иную строчку. В такие моменты мир Кёи, такой ущербный и покалеченный, становится полным. Возможно, дело в том, что музыка лечит. Возможно, причины более прозаичны, и красивые оперные арии всего лишь помогают абстрагироваться. Возможно, все дело в Дино, который сидит на полу, рядом с кроватью Кёи, и зачем-то держит его за руку. Впрочем, в последнее время вынужденных прикосновений стало так много, что они почти перестали обращать на них внимание. Сегодня они, вроде, слушают «Травиату». Хибари, отмахнувшийся от Дино с его нескладными переводами, не понимает ни слов, ни сюжета, но прижимает наушник к уху так, что немеют пальцы. «Alfredo, Alfredo, di questo core non puoi comprendere tutto l'amore…» - с чувством тянет хрустальное женское сопрано. За ней неотрывно следует мужской тенор и – восхитительной волной – партия скрипок. Хибари понимает лишь пару отдельных слов – сердце, любовь – но Дино, который эту оперу слышал уже не раз, отчего-то крепче сжимает его ладонь. А потом Кёя чувствует прикосновение губ к своей руке. Дино целует мягко и будто отрешенно, скользит по пальцам, по костяшкам, к запястью. - О чем она поет? – спрашивает Хибари.
- О том, что любит и согласна страдать ради счастья Альфреда. Кёя, холодный и невозмутимый, отнимает у него собственную ладонь, а потом резко бьет его в лоб - «Больше никогда так не делай». Тогда Дино просто опускает голову на кровать, и его волосы касаются руки Кёи – их золотистый, солнечный оттенок вдруг вспоминается на удивление отчетливо. Заканчивается второй акт, и в наушниках на несколько секунд воцаряется слабо потрескивающая тишина.
*** Хибари кажется, что в супермаркете слишком людно – или это он слишком хорошо различает надоедливые голоса покупателей. Дино ведет его, положив руку на плечо, и что-то постоянно говорит – Хибари почти не вслушивается, слишком занятый внезапно накрывшей его картиной запахов. Он прекрасно различает самые разные ароматы – выпечка, мясо, фрукты, специи, кофе, сладости, рыба – но никак не может определить их направление или расположение, и поэтому кажется, что он вдруг попал в картину сумасшедшего художника. - Какого мяса возьмем? – Дино несильно сжимает его плечо, привлекая внимание. - Такого, которое у тебя хоть раз не пригорит. Знакомые голоса отделяются от общего гула плавно, но все же неожиданно. - …а еще надо взять сырных крекеров, Гокудера просил, вроде… О, Дино, Хибари! Давно не виделись! - Привет. Как вы? Все в порядке? Ямамото и Савада. - Да, - хмуро бросает Хибари. - Привет, ребята, - в голосе Дино слышится улыбка. – Все отлично, правда, можете не волноваться. Кёе кажется, что они обмениваются сочувствующими взглядами. Или у него уже паранойя. В любом случае, слушать этот разговор он не хочет и поэтому просто идет вперед, наугад, грубо отпихнув Саваду плечом. - Ладно, нам еще много всего надо купить, увидимся, - поспешно произносит Дино и, скорее всего, привычно махает друзьям рукой на прощание. Догнав Хибари, он снова чуть приобнимет его за плечи сильной, уверенной рукой и ведет куда-то вправо – судя по запаху, они приближаются к отделу с выпечкой. - Возьмем булочек? С шоколадом? Как думаешь? Хибари равнодушно пожимает плечами. Ему, если честно, плевать. А за спиной раздаются все те же знакомые голоса – они уже достаточно далеко, но Кёя в последнее время слышит гораздо больше, чем ему самому порой хочется. - Хибари удивителен, правда, - тянет Ямамото. – Врачи сказали, что он совсем ничего не видит, но он так уверенно идет вперед. - Просто он знает, что за ним идет Дино… Ладно, пойдем, нам надо еще сока какого-нибудь взять. Кёя чувствует короткий, но пристальный взгляд Тсуны на собственном затылке, и ему вдруг кажется, что он открыт нараспашку, как старый шкаф. Эта необъятная проницательность Савады еще хуже его вечного милосердия.
*** Как глупо – запнуться о стеллаж, который стоит на этом месте уже не один год. От неожиданности не удержав равновесия, Хибари падает на пол и еще даже до того, как раздается оглушительный грохот, понимает, что стеллаж летит вслед за ним вместе со всем своим содержимым: с книгами, памятными безделушками, фотографиями. Волна разномастных звуков, походящих на рокот грозы, накрывает Хибари с головой, и он инстинктивно зажимает уши руками, потому что его обострившийся после травмы слух просто не в силах выдержать подобного шума. Из пучин этого грома Кёю вырывают сильные руки и знакомый острый запах Lacoste Blanc – совершенно дурацкий, по мнению Хибари, выбор парфюма. Но все же Кёя подается навстречу Дино, скорее от шока, чем от испуга, и утыкается носом в его шею, вдыхая этот уже приевшийся аромат с нотками грейпфрута и еще чего-то древесного. За те дни, что они живут вместе, Кёя научился различать малейшие оттенки запахов Дино – горьковатый одеколон, гель после бритья, шампунь с эвкалиптом, запахи улицы, кожи, машины, кухни, чего угодно. Хибари помнит и улавливает все. Дино гладит его по волосам и тихо смеется на ухо. - Испугался? - Да не особо, - бесстрастно отзывается Хибари. – Просто это было неожиданно. - Нам повезло, что все это упало не на тебя. Это «нам» бьет по слуху и как будто оставляет там сеть мелких трещин. А Дино продолжает обнимать – пожалуй, чуть-чуть слишком крепко и чуть-чуть слишком нежно, и Хибари чувствует, как исступленно колотится рядом с ним беспокойное итальянское сердце. И они все еще сидят на полу среди рассыпанных книг и разбитых фоторамок. - Кёя… - подозрительно будничным, серым тоном зовет Дино. – Можно тебя поцеловать? - Нет. И все же по его щеке ласково проходится широкая ладонь, опускается к подбородку и приподнимает его голову – Хибари успевает отсчитать три рваных удара чужого сердца и собственный глубокий вдох, и Дино уже целует его. Целует уверенно, терпеливо, словно предоставляя возможность распробовать и привыкнуть. Кёя упирается руками ему в грудь, но гораздо слабее, чем мог бы. И почему-то именно сейчас так пронзительно заметно, что Дино старше, выше и шире в плечах. Отстраняясь, он отводит с лица Кёи пряди неровной, отросшей челки и касается губами его лба. - Прости, - выдыхает Каваллоне в жесткие, черные волосы. – Так и думал, что ты скажешь «нет». - Так и думал, что ты все равно это сделаешь. Дино гладит его по плечам, по спине, по рукам, извиняется и негромко, сбивчиво говорит, что не должен был этого делать, что все понимает, что Кёя просто нуждается в его помощи и что он, Дино, не имеет права вот так пользоваться слабостью своего подопечного. Хибари хмурится и резко бьет прямо перед собой, целясь на звук. Каваллоне, конечно, удается увернуться, и удар лишь вскользь задевает скулу. - Не смей говорить, что я слаб, Конь. - Прости, - произносит Дино снова. – Иди в комнату, я скачал аудиокнигу Теккерея, как ты просил, а я пока наведу тут порядок. - Я сам, - Хибари чувствует недоуменный взгляд и поясняет, - не могу же я всю жизнь оставлять всю работу тебе. Дино все же помогает ему поднять и поставить на место стеллаж, а потом медленно сползает по стене и садится на пол, наблюдая, как Хибари подбирает книги в разноцветных обложках и распихивает их по полкам. - Поехали в Италию, Кёя. - Я же сказал: нет. - Почему? Я уверен, что в Европе тебе помогут. Не делай вид, что смирился со своим положением. - Но я смирился. - Смирение - не твоя добродетель, Кёя, прости, - Дино коротко смеется. – Почему иначе ты ставишь эти книги обратно? Хибари замирает, держа в руках два толстых тома, и по привычке опускает на них опустевшие глаза. А ведь он даже названия увидеть не может. - Поехали со мной, прошу тебя. Ты ведь просто боишься, что там будешь зависеть от меня еще сильнее, чем здесь, да? - Отстань от меня. И убирайся здесь сам. Хибари отбрасывает бесполезные книги в сторону.
*** Дино целует его снова. Утром на кухне, а потом вечером, когда Кёя сидит в своей комнате и пальцами читает набранную шрифтом Брайля книгу – сборник японской поэзии, подарок заботливого Каваллоне. Дино целует его каждый день, но ему все еще кажется, что он в каком-то смысле пользуется слабостью Кёи, поэтому обязательно говорит перед этим: «Я тебя поцелую, хорошо?» или что-нибудь подобное, и Хибари как-то советует просто приобрести сигнальный свисток. Дино целует его щеки, губы, лоб, руки. И обычно Кёя просто грубо отпихивает его и злится, потому что после потери зрения его кожа стала непривычно чувствительной и любых прикосновений всегда слишком много. Дино понимает это, Хибари абсолютно уверен, что понимает. Они целуются, лежа на кровати, на смятом одеяле, и, перебирая пальцами мягкие волосы Дино, Хибари чувствует, как он улыбается. И эта улыбка приятно колет губы. - Если европейские врачи окажутся такими бестолковыми, как я и ожидаю, отведешь меня в оперу. Что там самое знаменитое в Италии? Ла Скала, Массимо? - Я отведу тебя, куда попросишь, Кёя, ты же знаешь. - Я хочу снова сразиться с тобой на равных, - говорит Хибари и равнодушно отворачивается к стене. – Даже если ради этого придется жить на другом конце света и давиться твоей жалостью. Дино обнимает его, зарываясь лицом в темные волосы. - У меня и в мыслях не было тебя жалеть. На губах Хибари появляется слабая, довольная улыбка.
Только слегка разочаровывает, что Дино действительно пользуется положением Кеи, а Кея ведет себя уж очень покладисто, даже ни разу не приложил Диночку тонфа.
Вот эти фразы отдельно очень зацепили
Эта необъятная проницательность Савады еще хуже его вечного милосердия. Я хочу снова сразиться с тобой на равных, - говорит Хибари и равнодушно отворачивается к стене. – Даже если ради этого придется жить на другом конце света и давиться твоей жалостью. давиться твоей жалостью.
Гость, открыться-то я могу, но это ничего не даст, т.к. я на дайри ничего не пишу и вообще захожу раз в месяц) *в качестве альтернативы могу предложить ссылку на профиль на фикбуке))*
*в качестве альтернативы могу предложить ссылку на профиль на фикбуке))* Давайте, с удовольствием вас почитаю)) может, потом дозреете до того чтобы открыться))
Предупреждение только одно – слишком много слов (а если точно - 2428 )
В первые дни, еще в больнице, самым страшным ему кажется тот момент, когда, только проснувшись, он по привычке открывает глаза – и не видит. Это не темнота даже – пустота. Всеобъемлющее ничто, отсутствие в чистом виде.
Этот иррациональный, полусонный испуг раздражает до дрожи. Сильнее даже, чем жалость Дино, который сидит у его кровати чуть ли не круглыми сутками, пока какая-нибудь медсестра не выгонит его из палаты: «Больному пора на обследования, Вы только мешаете».
А еще злит сочувствие сердобольного Савады и его друзей – после их визитов всегда остается кислый привкус под языком и куча шуршащих пакетов. Коробки сока, упаковки печенья, фрукты и еще множество самых разных вещей, которые перечисляет Дино, потому что сам Хибари наощупь надписи на коробках различать не умеет. И это тоже злит.
Хибари просит выбросить это все и отворачивается.
Дино медлит – Кёе кажется, что он слышит гулкие колебания его нерешительности - но все же подчиняется. Вернувшись, садится на стул – Хибари понимает это только по звукам шагов и скрипу ножек – и молчит.
И этот пришибленный, подавленный Дино раздражает сильнее всего.
Домой Хибари отпускают достаточно быстро – с кучей справок, сострадательными вздохами и клеймом слепоты на всю жизнь.
Когда Хибари переступает порог больницы и впервые после получения травмы оказывается на улице, ему кажется, что он летит в огромную пропасть, наполненную звуками. Машины, гул голосов, крики, ветер – всего этого вдруг слишком много, словно на его голову высыпали годовой запас звуковых эффектов небольшой киностудии.
Дино – для Кёи он сейчас не человек, а лишь ощущение, вынырнувшее из темноты – осторожно берет его под локоть и ведет к машине.
Хибари чувствует все - гладкую, холодную дверцу, цветочный и химический запах, оставшийся после мойки, гудение мотора, мягкую обивку сиденья под пальцами. И не может различить ни одного цвета.
Словно из его мира кто-то выдрал огромный кусок – и теперь ничего не сходится, не сопоставляется и все вокруг однобокое и увечное.
Хотя увечный тут, наверное, только Хибари.
***
Обстановка собственного дома умудряется быть привычной и в то же время чужой. Враждебно настроенный мир острых углов и попадающихся под ноги кресел.
Дино бережно усаживает Хибари на стул и, когда тот кладет руки на холодную столешницу, ставит между его ладонями чашку с чаем. Если подгладить ее, то подушечками пальцев можно различить волнистый узор на горячей керамической поверхности.
- Кёя… Поехали со мной в Италию?
- Зачем? – Хибари осторожно отпивает из кружки.
- Я хотел бы показать тебя европейским врачам, возможно, они сумеют помочь.
- В этом нет необходимости.
- Почему?
- У меня нет причин сомневаться в медицине Японии.
Дино вздыхает и переводит разговор на другую тему. Говорит о том, какой это уютный дом, о сортах чая и что давно хотел посмотреть на цветение камелии, а Хибари знает его слишком хорошо, чтобы поверить, что он так просто сдался.
Внутренний голос настойчиво шепчет – если Дино всерьез решит увезти Кёю в Италию, у него это, скорее всего, получится.
***
Кёе так и не удается выгнать Дино из собственного дома обратно в гостиницу. Каваллоне притаскивает свои вещи, отпускает подчиненных – «Отдохните немного, ребята, Кёя обо мне позаботится, если что» - и в первый же день разбивает два стакана.
Дино готовит для него еду, и Хибари постепенно привыкает к подгоревшему мясу, пересоленным салатам и узнает около десятка разновидностей итальянской пасты.
Садятся за стол они всегда вместе, и, когда Хибари начинает сердито шарить рукой перед собой в поисках палочек, Дино заботливо подвигает их под его пальцы.
Дино скачивает для него аудиокниги, помогает набирать номера на телефоне, заваривает зеленый чай, от которого обжигает губы, а по комнате разливается горячий аромат.
Под его присмотром Хибари изучает шрифт Брайля – водит указательными пальцами по точкам, выбитым на плотном листе, и пытается запомнить каждую комбинацию. Дино достаточно быстро осваивается со справочником и новой системой письменности и периодически составляет для Кёи послания – сначала попроще, а потом набирает целые письма, которые его подопечный небрежно откидывает в сторону – «Учись укладывать свои мысли в малый объем, Конь». Тогда Дино пишет что-нибудь вроде «мой милый сердитый Кёя» и сбегает на кухню, откуда вскоре доносится глухой звук падения или звон битой посуды.
Дино расклеивает повсюду специальные рельефные метки, небольшие прямоугольники с надписями все тем же шрифтом Брайля, которые Кёя раздраженно отдирает и выкидывает прямо на пол – в конце концов, он и без указателей в состоянии отличить шампунь от геля для душа.
А еще Хибари однажды посещает мысль, что он забыл, какого цвета стены в его спальне. Нет, он помнит, что они бежевые, помнит, как сам выбирал краску.
Но бежевый – это как?
***
- Эй, Дино.
- Да?
Только вошедший в комнату Хибари поворачивается на звук – Каваллоне, кажется, стоит у окна.
- Давай сразимся?
Задумчивый, долгий взгляд – Кёя чувствует его на себе, сжимая в руках тонфы. Их размер, вес, ручки, которые так удобно ложатся в ладонь – все это привычно, гладко и правильно. Есть вещи, которые не меняет даже потеря зрения.
- Хорошо, - наконец соглашается Дино.
Они выходят на задний двор – он не слишком просторный, но Дино утверждает, что много места им пока и не нужно. Хибари недовольно хмурится, но это «пока» ему нравится, поэтому он не возражает.
- С оружием в руках ты выглядишь увереннее. Я знал, что так и будет.
Кёя только хмыкает в ответ и делает первый выпад. Потом еще и еще. И еще. Хибари пытается сосредоточиться на своих чувствах – неподвижная земля под ногами, гулкое биение крови в висках, рвущиеся от напряжения мышцы и тяжело вздымающаяся от частого дыхания грудь. Дино уже давно превратился для него в набор звуков, и Хибари атакует смело, прямо в лоб, ориентируясь на хруст мелких камешков под кедами и свист хлыста.
- Кажется, ты немного ожил, - довольно замечает Дино откуда-то слева. – Я рад.
И, облизнув пересохшие губы, Хибари понимает, что улыбается. Впервые с тех пор, как попал в больницу.
***
Большая часть повседневных радостей для Хибари сейчас недоступна – ни фильмов, ни прогулок в одиночестве, ни интернета, и даже драться всерьез, как раньше, он пока еще не может. Остаются лишь аудиокниги и музыка.
Наверное, поэтому у них появляется привычка по вечерам погружаться в мир итальянской оперы – Травиата, Аида, Юлий Цезарь, Риголетто – Хибари слушает напряженно и сосредоточенно, а Дино периодически шепотом переводит ему ту или иную строчку. В такие моменты мир Кёи, такой ущербный и покалеченный, становится полным.
Возможно, дело в том, что музыка лечит.
Возможно, причины более прозаичны, и красивые оперные арии всего лишь помогают абстрагироваться.
Возможно, все дело в Дино, который сидит на полу, рядом с кроватью Кёи, и зачем-то держит его за руку. Впрочем, в последнее время вынужденных прикосновений стало так много, что они почти перестали обращать на них внимание.
Сегодня они, вроде, слушают «Травиату».
Хибари, отмахнувшийся от Дино с его нескладными переводами, не понимает ни слов, ни сюжета, но прижимает наушник к уху так, что немеют пальцы.
«Alfredo, Alfredo, di questo core non puoi comprendere tutto l'amore…» - с чувством тянет хрустальное женское сопрано. За ней неотрывно следует мужской тенор и – восхитительной волной – партия скрипок. Хибари понимает лишь пару отдельных слов – сердце, любовь – но Дино, который эту оперу слышал уже не раз, отчего-то крепче сжимает его ладонь.
А потом Кёя чувствует прикосновение губ к своей руке. Дино целует мягко и будто отрешенно, скользит по пальцам, по костяшкам, к запястью.
- О чем она поет? – спрашивает Хибари.
Кёя, холодный и невозмутимый, отнимает у него собственную ладонь, а потом резко бьет его в лоб - «Больше никогда так не делай».
Тогда Дино просто опускает голову на кровать, и его волосы касаются руки Кёи – их золотистый, солнечный оттенок вдруг вспоминается на удивление отчетливо.
Заканчивается второй акт, и в наушниках на несколько секунд воцаряется слабо потрескивающая тишина.
***
Хибари кажется, что в супермаркете слишком людно – или это он слишком хорошо различает надоедливые голоса покупателей. Дино ведет его, положив руку на плечо, и что-то постоянно говорит – Хибари почти не вслушивается, слишком занятый внезапно накрывшей его картиной запахов. Он прекрасно различает самые разные ароматы – выпечка, мясо, фрукты, специи, кофе, сладости, рыба – но никак не может определить их направление или расположение, и поэтому кажется, что он вдруг попал в картину сумасшедшего художника.
- Какого мяса возьмем? – Дино несильно сжимает его плечо, привлекая внимание.
- Такого, которое у тебя хоть раз не пригорит.
Знакомые голоса отделяются от общего гула плавно, но все же неожиданно.
- …а еще надо взять сырных крекеров, Гокудера просил, вроде… О, Дино, Хибари! Давно не виделись!
- Привет. Как вы? Все в порядке?
Ямамото и Савада.
- Да, - хмуро бросает Хибари.
- Привет, ребята, - в голосе Дино слышится улыбка. – Все отлично, правда, можете не волноваться.
Кёе кажется, что они обмениваются сочувствующими взглядами. Или у него уже паранойя. В любом случае, слушать этот разговор он не хочет и поэтому просто идет вперед, наугад, грубо отпихнув Саваду плечом.
- Ладно, нам еще много всего надо купить, увидимся, - поспешно произносит Дино и, скорее всего, привычно махает друзьям рукой на прощание.
Догнав Хибари, он снова чуть приобнимет его за плечи сильной, уверенной рукой и ведет куда-то вправо – судя по запаху, они приближаются к отделу с выпечкой.
- Возьмем булочек? С шоколадом? Как думаешь?
Хибари равнодушно пожимает плечами. Ему, если честно, плевать.
А за спиной раздаются все те же знакомые голоса – они уже достаточно далеко, но Кёя в последнее время слышит гораздо больше, чем ему самому порой хочется.
- Хибари удивителен, правда, - тянет Ямамото. – Врачи сказали, что он совсем ничего не видит, но он так уверенно идет вперед.
- Просто он знает, что за ним идет Дино… Ладно, пойдем, нам надо еще сока какого-нибудь взять.
Кёя чувствует короткий, но пристальный взгляд Тсуны на собственном затылке, и ему вдруг кажется, что он открыт нараспашку, как старый шкаф. Эта необъятная проницательность Савады еще хуже его вечного милосердия.
***
Как глупо – запнуться о стеллаж, который стоит на этом месте уже не один год.
От неожиданности не удержав равновесия, Хибари падает на пол и еще даже до того, как раздается оглушительный грохот, понимает, что стеллаж летит вслед за ним вместе со всем своим содержимым: с книгами, памятными безделушками, фотографиями.
Волна разномастных звуков, походящих на рокот грозы, накрывает Хибари с головой, и он инстинктивно зажимает уши руками, потому что его обострившийся после травмы слух просто не в силах выдержать подобного шума.
Из пучин этого грома Кёю вырывают сильные руки и знакомый острый запах Lacoste Blanc – совершенно дурацкий, по мнению Хибари, выбор парфюма. Но все же Кёя подается навстречу Дино, скорее от шока, чем от испуга, и утыкается носом в его шею, вдыхая этот уже приевшийся аромат с нотками грейпфрута и еще чего-то древесного.
За те дни, что они живут вместе, Кёя научился различать малейшие оттенки запахов Дино – горьковатый одеколон, гель после бритья, шампунь с эвкалиптом, запахи улицы, кожи, машины, кухни, чего угодно. Хибари помнит и улавливает все.
Дино гладит его по волосам и тихо смеется на ухо.
- Испугался?
- Да не особо, - бесстрастно отзывается Хибари. – Просто это было неожиданно.
- Нам повезло, что все это упало не на тебя.
Это «нам» бьет по слуху и как будто оставляет там сеть мелких трещин. А Дино продолжает обнимать – пожалуй, чуть-чуть слишком крепко и чуть-чуть слишком нежно, и Хибари чувствует, как исступленно колотится рядом с ним беспокойное итальянское сердце.
И они все еще сидят на полу среди рассыпанных книг и разбитых фоторамок.
- Кёя… - подозрительно будничным, серым тоном зовет Дино. – Можно тебя поцеловать?
- Нет.
И все же по его щеке ласково проходится широкая ладонь, опускается к подбородку и приподнимает его голову – Хибари успевает отсчитать три рваных удара чужого сердца и собственный глубокий вдох, и Дино уже целует его. Целует уверенно, терпеливо, словно предоставляя возможность распробовать и привыкнуть. Кёя упирается руками ему в грудь, но гораздо слабее, чем мог бы. И почему-то именно сейчас так пронзительно заметно, что Дино старше, выше и шире в плечах.
Отстраняясь, он отводит с лица Кёи пряди неровной, отросшей челки и касается губами его лба.
- Прости, - выдыхает Каваллоне в жесткие, черные волосы. – Так и думал, что ты скажешь «нет».
- Так и думал, что ты все равно это сделаешь.
Дино гладит его по плечам, по спине, по рукам, извиняется и негромко, сбивчиво говорит, что не должен был этого делать, что все понимает, что Кёя просто нуждается в его помощи и что он, Дино, не имеет права вот так пользоваться слабостью своего подопечного.
Хибари хмурится и резко бьет прямо перед собой, целясь на звук. Каваллоне, конечно, удается увернуться, и удар лишь вскользь задевает скулу.
- Не смей говорить, что я слаб, Конь.
- Прости, - произносит Дино снова. – Иди в комнату, я скачал аудиокнигу Теккерея, как ты просил, а я пока наведу тут порядок.
- Я сам, - Хибари чувствует недоуменный взгляд и поясняет, - не могу же я всю жизнь оставлять всю работу тебе.
Дино все же помогает ему поднять и поставить на место стеллаж, а потом медленно сползает по стене и садится на пол, наблюдая, как Хибари подбирает книги в разноцветных обложках и распихивает их по полкам.
- Поехали в Италию, Кёя.
- Я же сказал: нет.
- Почему? Я уверен, что в Европе тебе помогут. Не делай вид, что смирился со своим положением.
- Но я смирился.
- Смирение - не твоя добродетель, Кёя, прости, - Дино коротко смеется. – Почему иначе ты ставишь эти книги обратно?
Хибари замирает, держа в руках два толстых тома, и по привычке опускает на них опустевшие глаза. А ведь он даже названия увидеть не может.
- Поехали со мной, прошу тебя. Ты ведь просто боишься, что там будешь зависеть от меня еще сильнее, чем здесь, да?
- Отстань от меня. И убирайся здесь сам.
Хибари отбрасывает бесполезные книги в сторону.
***
Дино целует его снова. Утром на кухне, а потом вечером, когда Кёя сидит в своей комнате и пальцами читает набранную шрифтом Брайля книгу – сборник японской поэзии, подарок заботливого Каваллоне.
Дино целует его каждый день, но ему все еще кажется, что он в каком-то смысле пользуется слабостью Кёи, поэтому обязательно говорит перед этим: «Я тебя поцелую, хорошо?» или что-нибудь подобное, и Хибари как-то советует просто приобрести сигнальный свисток.
Дино целует его щеки, губы, лоб, руки. И обычно Кёя просто грубо отпихивает его и злится, потому что после потери зрения его кожа стала непривычно чувствительной и любых прикосновений всегда слишком много. Дино понимает это, Хибари абсолютно уверен, что понимает.
Они целуются, лежа на кровати, на смятом одеяле, и, перебирая пальцами мягкие волосы Дино, Хибари чувствует, как он улыбается. И эта улыбка приятно колет губы.
- Если европейские врачи окажутся такими бестолковыми, как я и ожидаю, отведешь меня в оперу. Что там самое знаменитое в Италии? Ла Скала, Массимо?
- Я отведу тебя, куда попросишь, Кёя, ты же знаешь.
- Я хочу снова сразиться с тобой на равных, - говорит Хибари и равнодушно отворачивается к стене. – Даже если ради этого придется жить на другом конце света и давиться твоей жалостью.
Дино обнимает его, зарываясь лицом в темные волосы.
- У меня и в мыслях не было тебя жалеть.
На губах Хибари появляется слабая, довольная улыбка.
не з.
Автор, но Хибари же поправится, правда?
нез
Гость, конечно. Дино этого просто так не оставит)
не з.
Замечательно написано. Спасибо, автор.)
Не заказчик
не з.
Narmo Ilfirin, оригинальный кинк)
спасибо.
Poeta castus, спасибо за отзыв)
а.
Только слегка разочаровывает, что Дино действительно пользуется положением Кеи, а Кея ведет себя уж очень покладисто, даже ни разу не приложил Диночку тонфа.
Вот эти фразы отдельно очень зацепили
Эта необъятная проницательность Савады еще хуже его вечного милосердия.
Я хочу снова сразиться с тобой на равных, - говорит Хибари и равнодушно отворачивается к стене. – Даже если ради этого придется жить на другом конце света и давиться твоей жалостью.
давиться твоей жалостью.
Автор, открыться не желаете?
Гость, открыться-то я могу, но это ничего не даст, т.к. я на дайри ничего не пишу и вообще захожу раз в месяц)
*в качестве альтернативы могу предложить ссылку на профиль на фикбуке))*Давайте, с удовольствием вас почитаю))
может, потом дозреете до того чтобы открыться))